Погостье.Пешая прогулка. Мемуарная страничка
НО НЕТ ЗДЕСЬ МОНУМЕНТОВ СЛАВЫ
Погостье - это железнодорожная станция и примыкающая к ней деревушка из восьми домов на железнодорожной ветке Мга - Кириши. Как будто свыше, Богом ей изначально дано такое название, в полной мере оправдавшееся в годы Великой Отечественной войны . Старинное русское слово "погост" означает кладбище. И в войну для многих тысяч солдат по обе стороны фронта Погостье стало местом последнего дня их жизни. НО НЕТ ЗДЕСЬ МОНУМЕНТОВ СЛАВЫ . Печальные фанерные пирамидки и деревянные столбики со звездочками сгнили, растворившись в ожившем лесу. Останки погибших разбросаны по лесам и болотам, артиллерийским и авиационным воронкам, затянутым болотной жижей, осыпавшимся траншеям, обвалившимся блиндажам.
Еще с ноября 41-го года похоронные команды цепляли крючьями разложившиеся или скованные морозом трупы наших солдат, тащили их до первой попавшейся воронки и сбрасывали их туда как в могилу. Мы не можем сейчас упрекать эти команды: они хоронили, как могли. Но многие убитые так и остались, лежать под открытым небом . Не заметили их похоронщики или прошли мимо: трупы были повсюду. При возможности пытались изъять у них документы или "смертные" медальоны, но не у всех они были, и не всегда удавалось извлечь их из смерзшихся, пропитанных кровью гимнастерок. Потому так много убитых попало в разряд без вести пропавших.
НН.Никулин : "Для меня Погостье было переломным пунктом жизни. Там я был убит и раздавлен. Там я обрел абсолютную уверенность в неизбежности собственной гибели. Но там произошло мое возрождение в новом качестве. Я жил как в бреду, плохо соображая, плохо отдавая себе отчет в происходящем. Разум словно затух и едва теплился в моем голодном, измученном теле. Духовная жизнь пробуждалась только изредка. Когда выдавался свободный час, я закрывал глаза в темной землянке и вспоминал дом, солнечное лето, цветы, Эрмитаж, знакомые книги, знакомые мелодии, и это было как маленький, едва тлеющий, но согревавший меня огонек надежды среди мрачного ледяного мира, среди жестокости, голода и смерти.
Я забывался, не понимая, где явь, где бред, где грезы, а где действительность. Все путалось. Вероятно, эта трансформация, этот переход из жизни в мечту спас меня. В Погостье «внутренняя эмиграция» была как будто моей второй натурой. Потом, когда я окреп и освоился, этот дар не исчез совсем и очень мне помогал. Вероятно, во время войны это был факт крамольный, недаром однажды остановил меня в траншее бдительный политрук: «Мать твою, что ты здесь ходишь без оружия, с цветком в руках, как Евгений Онегин! Марш к пушке, мать твою!»...
Странно, но именно после Погостья я почувствовал цену добра, справедливости, высокой морали, о которых раньше и не задумывался. Погостье, раздавившее и растлившее сильных, в чем-то укрепило меня – слабого, жалкого, беззащитного. С тех пор я всегда жил надеждой на что-то лучшее, что еще наступит. С тех пор я никогда не мог «ловить мгновение» и никогда не лез в общую свару из-за куска пирога. Я плыл по волнам – правда, судьба была благосклонна ко мне...
Атаки в Погостье продолжались своим чередом. Окрестный лес напоминал старую гребенку: неровно торчали острые зубья разбитых снарядами стволов. Свежий снег успевал за день почернеть от взрывов. А мы все атаковали и С ТЕМ ЖЕ УСПЕХОМ. Тыловики оделись в новенькие беленькие полушубки, снятые с сибиряков из пополнения, полегших, еще не достигнув передовой, от обстрела. Трофейные команды из старичков без устали ползали ночью по местам боев, подбирая оружие, которое кое-как чистили, чинили и отдавали вновь прибывшим. Все шло как по конвейеру.
Убитых стали собирать позже, когда стаял снег, стаскивали их в ямы и воронки, присыпая землей. ЭТО НЕ БЫЛИ ПОХОРОНЫ, ЭТО БЫЛА «ОЧИСТКА МЕСТНОСТИ ОТ ТРУПОВ». Мертвых немцев приказано было собирать в штабеля и сжигать. Видел я здесь и другое: замерзшие тела убитых красноармейцев немцы втыкали в сугробы ногами вверх на перекрестках дорог в качестве указателей.
Весь январь и февраль дивизии топтались у железной дороги в районе Погостье – Шала. По меньшей мере три дивизии претендовали на то, что именно они взяли Погостье и перешли железнодорожное полотно. Так это и было, но все они были выбиты обратно, а потом вновь бросались в атаку. Правда, они сохранили лишь номера и командиров, а солдаты были другие, новые, из пополнений, и они шли в атаку по телам своих предшественников .
Штаб армии находился километрах в пятнадцати в тылу. Там жили припеваючи... Лишали иллюзий комсомолок, добровольно пришедших на фронт «для борьбы с фашистскими извергами», пили коньяк, вкусно ели... В Красной армии солдаты имели один паек, офицеры же получали добавочно масло, консервы, галеты. В армейские штабы генералам привозили деликатесы: вина, балыки, колбасы и т. д. У НЕМЦЕВ ОТ СОЛДАТА ДО ГЕНЕРАЛА МЕНЮ БЫЛО ОДИНАКОВОЕ И ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ. В каждой дивизии была рота колбасников, изготовлявшая различные мясные изделия. Продукты и вина везли со всех концов Европы. ПРАВДА, КОГДА НА ФРОНТЕ БЫЛО ПЛОХО(например под Погостьем), И НЕМЦЫ, и мы жрали дохлых лошадей .
Из штаба по карте командовал армией генерал Федюнинский, давая дивизиям приблизительное направление наступления. Связь часто рвалась, разведка работала плохо. Полки теряли ориентировку в глухом лесу, выходили не туда, куда надо. Винтовки и автоматы нередко не стреляли из-за мороза, артиллерия била по пустому месту, а иногда и по своим. Снарядов не хватало... Немцы знали все о передвижении наших войск, об их составе и численности. У них были отличная авиаразведка, радиоперехват и многое другое .
В армейской жизни под Погостьем СЛОЖИЛСЯ СВОЕОБРАЗНЫЙ РИТМ. Ночью подходило пополнение - тысяча, две, три тысячи человек. То моряки, то маршевые роты из Сибири, то блокадники. Их переправляли по замерзшему Ладожскому озеру. Утром, после редкой артподготовки они шли в атаку. Двигались черепашьим шагом, пробивая в глубоком снегу траншеи. Да и сил было мало, особенно у ленинградцев. Снег стоял выше пояса, убитые не падали, застревая в сугробе. Трупы засыпало свежим снежком. На другой день была новая атака.
И все-таки Погостье взяли. Сперва станцию, потом деревню, вернее, места, где все это когда-то было. Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых. «Эх, мать твою! Была не была!» – полезли они на немецкие дзоты, выкурили фрицев, все повзрывали и продвинулись метров на пятьсот. Как раз это и было нужно. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус, и пошло, и пошло дело . В конце февраля запустили в прорыв наш дивизион – шесть больших неуклюжих пушек, которые везли трактора. Больше побоялись, так как в случае окружения вытащить эту тяжелую технику невозможно.
Железнодорожная насыпь все еще подвергалась обстрелу – правда, не из пулеметов, а издали, артиллерией. Переезд надо было преодолевать торопливо, бегом. И все же только сейчас мы полностью оценили жатву, которую собрала здесь смерть. Раньше все представлялось в «лягушачьей перспективе» – проползая мимо, не отрываешь носа от земли и видишь только ближайшего мертвеца. Теперь же, встав на ноги, как подобает царю природы, мы ужаснулись содеянному на этом клочке болотистой земли злодейству.
Подготовка к захоронению в Погостье
Много я видел убитых до этого и потом, но зрелище Погостья зимой 1942 года было единственным в своем роде. Надо было бы заснять его для истории, повесить панорамные снимки в кабинетах всех великих мира сего – в назидание. Но, конечно, никто этого не сделал. ОБО ВСЕМ СТЫДЛИВО УМОЛЧАЛИ, БУДТО НЕЧЕГО И НЕ БЫЛО.
Трупами был забит не только переезд, они валялись повсюду. Тут были и груды тел, и отдельные душераздирающие сцены. Моряк из морской пехоты был сражен в момент броска гранаты и замерз, как памятник, возвышаясь со вскинутой рукой над заснеженным полем боя. Медные пуговицы на черном бушлате сверкали в лучах солнца. Пехотинец, уже раненный, стал перевязывать себе ногу и застыл навсегда, сраженный новой пулей. Бинт в его руках всю зиму трепетал на ветру.
В лесочке мы обнаружили тела двух групп разведчиков. Очевидно, во время поиска немцы и наши столкнулись неожиданно и схватились врукопашную. Несколько тел так и лежали, сцепившись. Один держал другого за горло, в то время как противник проткнул его спину кинжалом. Другая пара сплелась руками и ногами. Наш солдат мертвой хваткой, зубами ухватил палец немца да так и замерз навсегда. Некоторые были разорваны гранатами или застрелены в упор из пистолетов.
Штабеля трупов у железной дороги выглядели пока как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании – в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках («клешах»). Выше – сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале сорок второго. Еще выше – политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них – тела в шинелях, маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, атаковавших железнодорожное полотно в первые месяцы 1942 года .
Страшная диаграмма наших «успехов»! Но все это обнажилось лишь весной, а сейчас разглядывать поле боя было некогда. Мы спешили дальше. И все же мимолетные страшные картины запечатлелись в сознании навсегда, а в подсознании – еще крепче: я приобрел здесь повторяющийся постоянно сон – горы трупов у железнодорожной насыпи ".
Бывший солдат немецкой армии Хендрик Виерс: "Едва брезжил рассвет, толпой атаковали красноармейцы. Они повторяли атаки до восьми раз в день. Первая волна была вооружена, вторая часто безоружна, но мало кто достигал насыпи. Главные атаки были 27 и 29 января. 27-го красноармейцы четырнадцать раз атаковали нашу позицию, но не достигли ее. К концу дня многие из нас были убиты, многие ранены, а боеприпасы исчерпаны. Мы слышали во тьме отчаянные призывы раненых красноармейцев, которые звали санитаров. Крики продолжались до утра, пока они не умерли. В эту ночь к нам на насыпь пришли работники штаба батальона и привезли на санях пулемет с патронами. Даже командир батальона не стыдился помогать нам и переходил от поста к посту, чтобы поддержать наше мужество".
Фронтовой корреспондент П. Лукницкий размышляет о целесообразности боев за Погостье: "Мне не совсем ясно, почему надо штурмовать немецкие позиции именно здесь, в Погостье, вокруг которого немцы хорошо укрепились (...) Разве нельзя прорваться сквозь насыпь ж/д в каком-либо другом, менее укрепленном и неожиданном для врага месте (...)? Ведь вот же ищут И НАХОДЯТ СЕБЕ ПРОХОДЫ, действовавшие в немецком тылу ?(Имеются в виду группы просачивающиеся через ЖД насыпь между немецких опорных пунктов ). Лучше всех это знает командир 311 сд п-к Бияков! (...) После жестоких наступательных боев есть в армии такие части, от которых, кроме номера, почти ничего не осталось (...) - десятка полтора активных штыков".
Как жаль, что живые, назвав погибших в этих боях героями, забыли о них. Забыли сразу после боя, потом после войны и не вспоминают спустя десятилетия после их гибели. Сотни тысяч убитых остались лежать на полях сражений. СОТНИ ТЫСЯЧ ПАВШИХ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ГЕРОЯМИ ПОЛУЧИЛИ ЯРЛЫК "ПРОПАВШИХ БЕЗ ВЕСТИ". ИХ СЕМЬИ СТАЛИ ИЗГОЯМИ В СВОЕМ НАРОДЕ. Пропал без вести - страшная неведомая пустота. Сколько горя и страданий принесли эти слова! Страна негласно разделилась на два лагеря: одни до сих пор ищут "концы" своих исчезнувших отцов и братьев, другие давно списали их, будто и не жили эти люди на земле, и не добывали ценой своих жизней нашу Победу. Эти другие, обличенные властью, проводят мелиорации, запашки, лесопосадки в местах, где лежат сотни незахороненных героев .
Командующий Волховским фронтом генерал армии К. А. Мерецков позже напишет: "Не удалось нам найти верные способы оперативного взаимодействия между армиями Волховского и Ленинградского фронтов. В результате УДАРЫ ФРОНТОВ ПОШЛИ ПО РАСХОДЯЩИМСЯ НАПРАВЛЕНИЯМ И НЕ СОВПАЛИ ЦЕЛИКОМ ВО ВРЕМЕНИ. Гитлеровцы получили возможность отражать наши удары поочередно и осуществлять подвод из тыла оперативных резервов (...) Позже начали наступательные действия бойцы 54-й армии Ленинградского фронта. Оторванная от других армий своего фронта, 54-я армия не смогла четко взаимодействовать с ними. Ее войскам следовало бы взаимодействовать с войсками ВФ, со своими непосредственными соседями, однако нам эта армия не подчинялась... "
"В ночь на 3 октября 1943 г. г.-п. Линдеманн приступил к отводу своих войск с Киришского плацдарма и от железной дороги Кириши - Мга на заранее подготовленный рубеж по р. Тигода, - пишет Д. К. Жеребов
, бывший в то время командиром 539-го саперного батальона. - Этот отвод немецких войск оказался неожиданным как для командования 4-й армии генерала Н. И. Гусева, так и для командования Волховского фронта
. В течение 5 дней, с 3-го по 8 октября, используя мощную службу заграждения и прикрываясь сильными арьергардами, Линдеманн сумел отвести части на р. Тигода без больших для них потерь
. Подвижные отряды 4-й и 54-й армий Волховского фронта овладели двадцатью населенными пунктами".
Так закончились трехгодичные бои на печально известной ст. Погостье. Они памятны тем, что в неимоверно тяжелых условиях, день за днем, в незнаменитых "боях местного значения" и наступательных операциях на дальних подступах к Ленинграду бойцы и командиры Волховского "болотного" фронта уничтожали врага и приближали нашу Победу.
ВЕЛИКА ЦЕНА, ЗАПЛАЧЕННАЯ НАШИМИ СОЛДАТАМИ В ВОВ. СКОЛЬКО ИХ ПОГИБАЛО В ЭТИХ НЕПРЕРЫВНЫХ ЛОБОВЫХ АТАКАХ НА НЕМЕЦКИЕ ПОЗИЦИИ! Вот что пишет знаменитый писатель-фронтовик Василь Быков:
"ЛЮДЕЙ НИКТО НЕ ЖАЛЕЛ. ВСЕ НА ФРОНТЕ БЫЛО ЛИМИТИРОВАНО, ВСЕ ДЕФИЦИТНО И НОРМИРОВАННО, КРОМЕ ЛЮДЕЙ. ИЗ ТЫЛА, ИЗ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ПУНКТОВ ФОРМИРОВАНИЯ И ОБУЧЕНИЯ НЕПРЕРЫВНЫМ ПОТОКОМ ШЛО К ФРОНТУ ПОПОЛНЕНИЕ - массы истощенных, измученных муштрой людей, кое-как обученных обращаться с винтовкой, многие из которых едва понимали по-русски... "
Воинское захоронение в деревне Погостье
Все началось с того, что я с большим удовольствием прочел две очень разные книги. «Битва в тупике. Погостье 1941-1942» В.А. Мосунова и «Даниил Хармс: Жизнь человека на ветру» В.И. Шубинского. Как ни странно, между биографией Хармса и описанием боев под Погостьем есть нечто общее. Это фигура Бориса (Дойвбера) Михайловича Левина – еврейского русского писателя, единственного прозаика среди обэриутов, автора детских книг и не сохранившихся авангардных повестей. Левин погиб под Погостьем в самом начале кровавой эпопеи вокруг малоизвестного полустанка. Его обэриутские произведения сгинули в блокаду, и той посмертной славы, которую обрели Хармс, Олейников и Введенский, ему не досталось. А официальной славы не досталось, потому что писал он на скользкую еврейскую тему, его повести предназначены «для детей и юношества» и после войны они так и осели в библиотеках. До самого недавнего времени, когда усилиями В.А. Дымшица были переизданы «Десять вагонов» и «Лихово». Левин как бы провалился между андеграундом и советским официозом – хотя выжившие друзья помнили его, и в истории литературы его имя осталось. На мой взгляд, есть некое отдаленное сходство между историографией Битвы за Ленинград и тем, как сложилась литературная судьба чинарей-обэриутов и Левина в частности. Послевоенные официальные и неофициальные нарративы поглотили и преобразили все прежние намерения, планы и стремления. Но это мое мнение, и даже не мнение, а так, ощущение от знакомства с темой и повод для раздумий.
А речь пойдет о дате и месте гибели Дойвбера Левина. Считается, что погиб он 17.12.41, в районе Погостья. В районе Погостья – это десятки километров. И я решил в меру сил разобраться поподробнее. Получилось не то, чтобы очень, скорее родились новые версии. Именно этот период, первое наступление 54 Армии на станцию и поселок Погостье в середине декабря описан довольно бегло, пунктиром. Если снова вспомнить о литературе и публицистике, то журналист Павел Лукницкий, которому мы обязаны и биографией Н.С. Гумилева, и книгой «Ленинград действует», приехал под Погостье уже в феврале. А молодой солдат Николай Никулин, беллетризованные воспоминания которого в последние годы стали символом «окопной правды», т.е. неофициального нарратива, попал туда в январе. В сборнике воспоминаний, последнем, изданном И.А. Ивановой, об этом периоде говорят только воспоминания М.А. Коржова. С немецкой стороны есть гешихты 269 и 291 дивизий, но я их не видел.
Борис Михайлович Левин, техник-интендант третьего ранга в должности командира взвода, значится в донесении о безвозвратных потерях 281 стрелковой дивизии пропавшим без вести - в период с 14.12.41 по 05.01.42[i]. Без указания полка, в котором служил. Однако Е.М. Биневич, занимавшийся биографией забытого обэриута, выяснил дату и обстоятельства гибели:
«Раненый писатель Аркадий Млодик, (…) адъютант батальона той же дивизии, видел последний бой Бориса Михайловича:
Ко мне подбежал Левин с винтовкой наперевес. «Что там слышно?» Еще несколько тревожных вопросов. Потом он заспешил и, успокаивающе-хлопотливо надев на меня упавшую шапку, решительно сказал: «Ну, я побежал…» - «Куда?» - «Танки прорвались».
Человек бежит один по открытому полю. Я вижу – из-за леса идет немецкая танкетка, беспрерывно обстреливая из пулеметов прилегающую территорию. Её легко заглушить снарядом, но наша артиллерия где-то застряла. Я вижу – Борис Михайлович стреляет по танкетке из винтовки. Снова выстрелил и – упал.(...) Как-то странно приподнялся, выстрелил и снова упал. Танкетка остановилась. Казалось, фашисты выжидают – встанет или нет. И он встал. Шатаясь, бросился вперед…Короткая очередь, и больше он не поднялся!
Возможно, это было где-то здесь. Дорога в районе Погостья, март 1942 года. Фото, как и следующие, из ЦГАККФД. Автор (опять литература!) не кто иной, как Александр Иванович Бродский, отец Иосифа Александровича и автор кадров, ставших символами блокады.
В процитированном коротком свидетельстве масса подробностей, которые находят подтверждение в документах. И, более того, это характерные детали для боев тех дней. Начнем с конца, с даты. Арон Маркович Млодик, младший лейтенант и адъютант батальона в 1062 полку «16 декабря лично спас командира роты. В этом бою был легко ранен в руку. 18 декабря во время наступления на ст. Малкуса вывел из окружения одну из рот батальона и был тяжело контужен». За это лейтенант Млодик потом, аж летом 45 года получил орден Красной Звезды. Тогда же награжден будет и спасенный им командир роты Борис Святокум, потерявший в декабрьском бою глаз. Отметим, что для обоих офицеров, ушедших на фронт осенью 41-го, война на этом закончилась, они дослуживали в учебной стрелковой дивизии.
Млодик, журналист и сценарист, прожил долго, умер в 1983 году. После войны писал книги для детей и, среди прочего, был соавтором «Армии Трясогузки». Итак, дата 17 декабря выглядит весомо. Свидетель мог запомнить, что это было за день до того, как его ранило. Или же - в день ранения. Также на основании текста можно предположить, что служил Левин в том же 1062 полку. Дополнительное косвенное доказательство – список потерь, в котором значится Левин. Первым в нем идет начштаба 1062 полка Жуковский. С местом этого боя чуть сложнее…
Но для начала вернемся назад. Левин, по свидетельству Л. Пантелеева, был призван как командир запаса и отправлен на офицерские курсы переподготовки. Далее он попал в 281 стрелковую дивизию, тогда находившуюся в районе Невской Дубровки. 281 сд. – три стрелковых полка(1062, 1064, 1066) и один артполк - была выведена с ораниенбаумского плацдарма в район Порховых в конце октября, до этого в течение всего сентября вела бои в районе Порожки-Петровское на Гостилицком шоссе. С 31.10 дивизия переформировывается и получает пополнение. Боевой состав фактически набран заново. На момент вывода в ней примерно 4400 человек. На 11.11 – 7342. Еще через месяц – около 8,5. Заново создан один стрелковый полк, полки развернуты в двухбатальонные из однобатальонных (sic!) В основном не хватает тех, кто гибнет в первую очередь – командиров среднего и младшего звена. На первое ноября, уже после получения первого пополнения, нужно 134 командира уровня от комвзвода до комполка.Именно их-то и пополняют за счет командиров запаса. Говоря современным языком, «пиджаков» . В 30-ых лицам, имеющим высшее образование при поступлении или призыве в армию присваивалось звание «Интендант 3-го ранга», и обилие интендантов и техников-интендантов в документах дивизии бросается в глаза. Все это люди в возрасте 35-40 лет.
Есть данные, что Левин участвовал в Зимней Войне. Командиры запаса во время финской кампании действительно массово призывались, но неясно, участвовал ли он в боевых действиях, служил в тылу или был, скажем, сотрудником газеты, как Еремей Лаганский или первые создатели образа Васи Теркина из газеты «На страже Родины». Не совсем понятно, был ли Левин призван обычным образом через военкомат, или пошел в ополчение (об ополчении вспоминал И.Бахтерев, возможно речь о курсах переподготовки). Можно еще вспомнить про осеннюю мобилизацию политбойцов, но Левин был беспартийным.
Пополнение поступает из Ленинграда, судя по всему, это последняя ноябрьская волна мобилизации, после которой все возможности города были исчерпаны. В протоколах допросов пленных немцы потом отметят, что дивизия была составлена из «всевозможных остатков». А 1 ноября проверяющий штаба Ленфронта записал такие недостатки: «1. Неукомплектованность начсоставом среднего звена и слабая его тактическая подготовка. 2.Необученность получаемого пополнения.3.Не полная укомплектованность стрелковым оружием». На исправление недостатков был месяц, но в резерве дивизия получает уменьшенный паек, что сказывалось на физическом состоянии людей, и так два месяца пробывших внутри блокадного кольца. С первого октября нормы выдачи хлеба уже были снижены, а последнее снижение нормы выдачи хлеба до хрестоматийных 125 грамм для служащих и иждевенцев - 20 ноября. Еще страшнее оказалось то, как голод повлиял на лошадей. 29.11 формирование «в целом завершено» и 281 сд переходит в район Большое Манушкино (район Колтушей, дорога на Невскую Дубровку), где с трудом обустраивается в поселках, и так забитых другими частями. Интересно, что Геннадий Гор в воспоминаниях писал о Левине, как о «героически погибшем на Невской Дубровке», видимо, опираясь на последнее письмо, написанное домой именно оттуда. 6-го числа приходит приказ приготовиться к переезду, а 12 числа стрелковые полки уже находятся по ту сторону Дороги Жизни – южнее Путилово, близ Валовщины. Артиллерия еще едет, горючего и машин нет, сорок процентов лошадей – истощенные. Доклад начарта дивизии, переправлявшего технику, рисует катастрофическую картину. Около 600 человек обозников просто не могут ехать – люди и лошади три дня ничего не ели. Обозы и полевые кухни отстают, ушедшая пехота питается хлебом и сухарями. В итоге, несмотря на то, что в дивизии достаточно много орудий , и даже есть к ним кое-какие боеприпасы, все это застревает в дороге. Лошади массово гибнут еще по пути к Борисовой Гриве, машин не хватает. Напомним, что это первые недели работы ледовой трассы, которую даже 28 декабря Военный совет фронта охарактеризовал так: «План подвоза грузов для Ленинграда и фронта систематически не выполняется, а за последние дни дорога работает очень плохо.» Удается переправить вовремя минометный дивизион, но, судя по всему, без боеприпасов. 1062 полк точно пошел в бой без них, и пленные бойцы позже говорили немцам, что мин к минометам не было до 21.12. 1066-ой имел на начало боя 50-мм минометы. В немецких опросах пленных и перебежчиков отмечено, что бойцы 1062 полка в последний раз видели полковые пушки в районе Нижней Шальдихи, то есть на южном берегу Ладоги. 13 декабря пехота подходит к району сосредоточения, Поселку номер 8 - это юго-восточный угол торфоразработок в Жихарево. В эти дни днем мороз минус 20, ночью – до минус 30-ти. Много обмороженных, 1064 полк докладывает, что два человека «умерло в пути».
Спешная переброска имеет свои причины. Только что, 9 декабря, отбит Тихвин. Идет контрнаступление, немцы откатываются назад и кажется, что «клубок несчастий» наконец начал разматываться (опять вспомним Симонова). Второе кольцо блокады вокруг города не получилось. 54 армия, которая удержала Волховстрой, должна была отбросить противника на юг от Ладоги. Атаки сперва успеха не имели, но затем удалось нащупать стык между двумя немецкими корпусами, 1-ым и 28-ым. Туда и направляют удар трех дивизий, переправленных из Ленинграда, одна из которых – 281-ая. Стык проходил как раз через станцию Погостье. Надо сказать, что немцы со своей стороны видели слабое место и срочно его укрепляли. Но пока что здесь лишь гарнизоны опорных пунктов на дороге, шедшей от станции Новая Малукса через несуществующую нынче деревню Малукса к Оломно. И в поселке станции Погостье, в которую упиралась дорога с юга от Виняголово. На север от Погостья к дер. Малукса шла, как её обозначили немцы «партизанская дорога». На северо-восток - узкоколейка к баракам торфоразработок. Ударив сюда, 54 армия могла отрезать коммуникации 1-го армейского корпуса.
Карта на 06.12.41:
https://drive.google.com/file/d/0B60Swiq9-YecOU1tQXEzejQyamM/view?usp=sharingУвы, начать действовать в срок из трех дивизий смогла только 281-ая сд. А в ней – только один из трех стрелковых полков. В ночь с 14 на 15 декабря пехота 1066 стрелкового полка, пройдя насыпь железной дороги, обходит деревню Погостье с юга и атакует её - без поддержки артиллерии. В четыре утра комиссар полка письмом докладывает, что деревня занята, противник отошел на север и северо-восток к станции. В бою тяжело ранен (вскоре скончался) командир полка Воловик, убит начальник штаба Рахов, выбыл один комбат, сам комиссар, взявший на себя командование, ранен в ногу. Он просит прислать на место комполка старшего лейтенанта Воробьева из штаба дивизии. Надо сказать, что майор Яков Степанович Воловик до 6 декабря был начальником штаба дивизии, затем был вынужден сменить комполка, присланного из резерва и признанного несоответствующим должности. Воробев в семь утра докладывает, что ситуация не столь радужная - полк занял южную окраину деревни, при продвижении на север попал под обстрел со стороны станции. Продвинуться к насыпи и на северо-восток не удалось. Люди, изможденные трехдневным маршем, голодом и 30-градусным морозом, начали отходить, полк удерживает южную окраину.
https://vnr.github.io/wwii-maps/index.html#center=59.612847%2C31.543118&zoom=11&type=urlMap&path=%D0%9F%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D1%87%D0%B0_084_%D0%9A%D0%9F097%D0%A0_%D0%A145%2F217-0001221-0543%2F00000002.jpgЗа 15 декабря командир дивизии отправляет одно за другим противоречивые донесения в штаб армии. В 10-30 комдив докладывает наверх, что ночная атака провалилась и полки отведены в исходное положение. Планирует атаку на 7 утра 17-го числа. То есть опять в темноте.
Но уже в 10-50 принят его же доклад: 1066 сп в 7 утра занял Погостье и развивает наступление на станцию с севере и юга. Комполка ранен.
Вечером в штаб армии докладывают, что днем 1066 полк занятое им Погостье оставил. Повторная атака намечена на 18-00 (само донесение принято уже в 20-00).
С немецкой стороны в Погостье находится охранение от 563 противотанкового истребительного дивизиона, рота сапер 291 пехотной дивизии и 2 дивизион артполка той же дивизии - без машин и, кажется, без орудий - в ЖБД дивизии это слово не то подчеркнуто карандашом, не то вычеркнуто. Техника находилась в Виняголово, что, несомненно, сыграло на руку красноармейцам. О первой атаке немцы доложили еще в 9 по Берлину, в 22.10 – «противник просочился в Погостье». Командование 28 корпуса срочно направило в Виняголово 4 штурмовых орудия (2 взвода 667 самоходной батареи) и два пехотных батальона. Но пока корпус может только посоветовать ставить на передовую все имеющиеся силы и держаться. В два по Берлину из Погостья настойчиво требуют подкрепления и сообщают, что часть поселка (я полагаю, что речь все же не о станции) занята. К утру у немцев кончаются боеприпасы, но в 9-50 два штурмовых орудия прорываются с юга в деревню и подвозят их. Немцы отмечают, что противник направляется на юг в сторону Виняголово и на запад вдоль железной дороги.
Судя по всему, силы у 1066 полка в первой половине 15 декабря иссякли, что немудрено – люди три дня провели на морозе без сна и почти без пищи (комиссар Баринов в донесении первым делом просит транспорт и продукты). Хотя по немецким данным в поселке красноармейцы смогли захватить 300 снарядов и 5 суточных норм продовольствия, и вечером 15 числа кто-то из голодных пленных упомянет, что им обещали южнее железной дороги трофейное продовольствие. В три часа дня (четыре по Москве) немцы докладывают, что противник находится севернее и западнее Погостья в лесу и действий не предпринимает. В четыре к немцам по «Партизанской дороге» Погостье –Бараки-Оломно пробивается батальон 505 пехотного полка. Основная его часть еще зачищает дорогу – и где-то в это же время, днем 15-го, подходят 1064 и 1062 полки. Судя по всему, с ними и вступает в бой 505 полк. В полночь - обстрел Погостья с севера, причем отмечены легкие минометы. Это, должно быть, 50-мм минометы 1064 или 1066 полка. В час ночи – атака с юга и юго-запада. 1064 полк доложил, что выбил противника из первой линии обороны и взял двух пленных артиллеристов 2 АП. Но, видимо, успехи ограничились временным захватом части позиций. Ночной бой обошелся немцам в 20 погибших, 36 раненых и одного пропавшего без вести (один из пленных сочли погибшим). При этом сами немцы отчитались о 107 пленных.
Погостье в марте 42 года. Аэросани 54 армии.
В 10-50 немцы сообщают, что Погостье окружено, противник прорывается с севера силами около полка. В 12-20 563 дивизион предлагает оставить Погостье и удерживать Виняголово. Затем связь с Погостьем и опорными пунктами Бараки и Оломно исчезает. И в 16-20 немцы сообщают, что окруженные части пробились в Виняголово, потеряв за время боев 80-100 человек. В это же время 1066 полк докладывает, что занял Погостье, и наступает на Виняголово.
"Дорога в районе Погостья", март 1942. Возможно, так выглядела дорога на Виняголово.
Именно тогда и отличился лейтенант Млодик. В наградном так: «15.12 с частью батальона ворвался в населенный пункт Погостье». 1 батальон днем 15-го числа оседлал дорогу из Погостья на Виняголово. И, видимо, при прорыве немцев днем 16-го числа был ранен лейтенент Святокум. В наградном сказано « при отражении атаки немецких танков», но за танки приняли немецкие штурмовые орудия. В разведдонесении 1064 полка тоже фигурируют танки на насыпи у станции Погостье, хотя на тот момент их там не было. Речь явно о Штугах.
И вот мы, наконец, подошли к 17 декабря – дню, когда погиб Борис Левин. Произошедшее было позднее описано в боевой характеристике дивизии почти чеховской фразой: «овладев Погостье и неправильно оценив силы противника, дивизии была поставлена задача действовать отдельными батальонами на Виняголово, ст. Малукса, Кондуя, раз. Жарок, одновременно удерживая Погостье.» Мне кажется, начштаба 54 армии, писавший это осенью 42-го года, не просто коряво выразился, а держал в голове тот факт, что задача наступать отдельными группами без артиллерии и противотанковых средств была поставлена дивизии именно армией.
Схема расположения 1064 сп.
1064 полк отправил часть сил на Кондую (юго-восток), 1066-ой – на Виняголово. 1062 полк один батальон оставил седлать дорогу на Виняголово, а один отправил на запад, в сторону станции Малукса. Наступавшие на Виняголово попали под обстрел, успеха не имели и ночью на 18-ое отступили назад. Из протоколов допроса пленных (немцы на 17-ое число допросили в Виняголово 79 человек), в ротах 1066 полка осталось человек по 20. Первый батальон 1062 полка, усиленный саперами, минометчиками из миндивизиона и разведчиками, составил, опять же по словам пленных, 400-500 человек. На 18-ое число боеприпасы появились. но в минимальном количестве – то, что люди могли унести на себе. В минометном дивизионе полка было по 10 мин на орудие. И в итоге за день «выброшенные мелкие подразделения столкнулись с сильными узлами сопротивления с танками и были отброшены в р-н Погостье и севернее».
Доклад 281 сд о потере Погостья. Красноречивая последняя фраза про отсутствие пушек.
Где же произошел бой, в котором погиб Борис Левин? Млодик был ранен в неудачном наступлении на ст. Малукса, которое полк вел ранним утром 18.12. Продвижение пехоты на запад южнее ж.д. было обнаружено немецкой авиаразведкой днем 17-го, так же, как движение на Виняголово . В результате 1-ый батальон потерял около 60 процентов личного состава, а вернувшиеся к Погостью к двум часам дня встретились с наступавшими от Виняголово силами немцев. если вспомнить слова Млодика, то «танки прорвались», танкетка из-за леса, человек бежит по полю - на первый взгляд это похоже на прорыв немцев к Погостью по дороге от Виняголово 18 числа. Но на тот момент Млодик был тяжело контужен – хотя описание можно толковать как то, что они видел уже раненым. Эпизод с надеванием шапки наводит на мысль, что самому рассказчику это сделать было почему-то трудно. Также бой можно рассматривать, как прорыв Погостья 16-го числа, и эпизод с шапкой точно так же ложится в канву, если вспомнить, что Млодик 16-го был легко ранен в руку. Практически идентичное описание «танкетки», ведущей непрерывный огонь из пулемета на ходу есть в разведсводке 1064 полка от 22.12. Причем в том же донесении фигурирует и танк. Это уже бои севернее ж.д., на поле около дер. Малукса. Полагаю, что танкеткой назвали штурмовое орудие - хотя пулеметы начали ставить только на более поздние модификации Stug III. В принципе, танкеткой могли назвать и легкий танк – а как раз чешские танки был и в составе группы, выделенной 8 тд для ликвидации прорыва. Но танки появились не раньше 18 числа, причем севернее Погостья, на дороге Малукса-Бараки-Оломно. А с юга от Виняголово атаковала группа майора Клара со штурмовыми орудиями («15-00 - группа противника с и пулеметами» из ЖБД 281дивизии). Они и выбила оставшиеся части 1066 и 1064 полка из поселка.
Фото атрибутировано как "немецкий танк в районе Любани".
Итак, 17-го числа 1 батальон 1062 полка шел к станции Малукса, которую попытался атаковать ранним утром 18-го, но попал под. 1 батальон был юго-западнее, ближе к Виняголово. Утром 18-го остатки 1 батальона отступили к Погостью, 2 батальон попал под удар группы 563 дивизиона. Если дата гибели Левина верна, то он погиб в наступлении на Малуксу, так как это видел адъютант 1 батальона Млодик. Но если исходить из описания, то мне кажется более вероятным 16 число, прорыв осажденных из Погостья на юго-запад.16-го числа около 4 дня разведка 1062 полка доносит о замеченных в районе д. Погостье двух танках – то есть, видимо, штурмовых орудиях. Их пытались забросать гранатами, что никакого эффекта не имело. Однако версия с 16 декабря разбивается о наличие пулемета у танкетки. Если удастся подтвердить, что на орудиях 667 батареи на декабрь 41 года могли стоять пулеметы – версия имеет право на жизнь. Если нет, то, значит, Млодик видел танк LT vz.38 , он же «Прага» или, возможно, некий бронетранспортер.
Подбитая "Прага" в марте 42 г., район Погостья.
Как это часто (или даже всегда) бывает, бои привели совсем не к тому, на что рассчитывали стороны. Немцам пришлось отказаться от нового наступления на север к Ладоге и бросить силы на ликвидацию угрозы на стыке корпусов. Советские планы по разгрому всей Киришской группировки пошли прахом, хотя именно Погостье заставило немцев начать отвод 1 корпуса от Волхова. Станция, которая была всего-навсего одним из перевалочных пунктов на длинных коммуникациях, волей судеб оказалась краеугольным камнем обороны. Первые бои за Погостье запустили целую серию событий, обернувшихся жуткой эпопеей Волховского и Ленинградского фронтов 1942 года.
Позиции 1062 полка в конце года
А 281 дивизия, в буквальном смысле легшая костьми ради выполнения задач, оказалась в тени. Комдив Шолев был смещен 27 декабря после серии неудач. К тому моменту, на 25 число, стрелковые полки дивизии по численности штыков представляли собой роты. 190 человек в 1962 полку, 224 в 1064, 164 в 1066-ом.
1066 полк потерял за две недели декабря двух командиров и двух комиссаров. В 1064 полку командир выбыл из строя еще 10 числа по болезни, начальник штаба Жуковский погиб 18 числа, а капитан Хусаин Зубаиров, командовавший полком во время наступления, был ранен 26.12. Дальше не легче –капитан Николай Дешко (тот самый, заболевший 10 декабря), возвращается на должность 31.01, а в марте он ранен и его заменяет начальник 2 отделения штаба дивизии, майор Петр Лукьянович Шевелев, в январе командовавший вместо погибшего командира 1064 полком.
Положение в январе.
И Дешко и Зубаиров и Шевелев были ранены, но остались живы и закончили войну с орденами. Но стоит отметить два момента. Все перечисленные мной офицеры, награжденные за декабрьские бои, во-первых, были ранены в первом наступлении, а иногда в первые же его дни. Во-вторых, за декабрь 41-го награждали только в самом конце войны. На конец 41 года все, что сделали бойцы дивизии, в глазах начальства выглядело, как провал и похвалы не заслуживало. Мне кажется, здесь можно законно видеть сходство с судьбой Дойвбера Левина, а также его товарищей по перу и товарищей по оружию, не переживших мрака четвертого десятилетия 20 века.
ЦАМО, Фонд 217, Опись 1221, Дело 75, л.334
Процитируем интенданта 2 ранга на 41 год Константина Симонова :«…образование высшее, на военное дело – час в неделю, за отбытие номера кубарь в петлицу – и в запас! А если война, то бог поможет! Так, что ли?
– Так точно, – без улыбки ответил Синцов, потому что так оно примерно и было: в институте учили военное дело – курам на смех.»
И военинженера Виктора Некрасова:
«Раз в неделю у вас был военный день. Вы все старательно пропускали
его. Летом - лагеря, муштра. Направо, нале-во, кругом, шагом марш. Командиры
требовали четких поворотов, веселых песен. На тактических занятиях,
запрятавшись в кусты, вы спали, курили, смотрели на часы, сколько до обеда
осталось. Думаю, что я мало ошибаюсь.»
Плечом к плечу с читателем // До последней минуты… Л.: Лениздат, 1983., С. 136-138
NARA T-314 R-787; FR 1219
Архив ЦАМО, Фонд 217, Опись 1221, Дело 75, л 329
Цит. по В.А. Дымшиц, «Забытый обериут»/ Дойвбер Левин. Десять вагонов. М. 2016. с.15
18 76-мм, 6 45-мм, 8 120-мм, минометов – 12 50-мм, 6 82-мм, 12 120-мм.(ЦАМО, Фонд 217, Опись 1221, Дело 75, стр. 335)
Ковальчук В.М. Ленинград и Большая Земля. - Л.: Издательство "Наука", 1975.с. 134
ЦАМО ф 1579, оп.1,д16, с.64-65
NARA, T-314 R-787 fr-1236
См.В.А. Мосунов «Битва в тупике»., с 15-19
Комиссар, Александр Михайлович Баринов, был благополучно эвакуирован, потом вернулся в дивизию (парторгом)и в августе 42-го ранен повторно. После госпиталя служил в Архангельском военкомате Награжден за бой 15 декабря он, как и уже упоминавшиеся мной люди, был только в феврале 1945 года.
ЦАМО, Фонд 1579, Опись 1, Дело 17, Документ 4., л.75; Фонд 1579, Опись 1, Дело 17, л.73-74
ЦАМО, Фонд 1579, Опись 1, Дело 15, л.40
ЦАМО, Фонд 1579, Опись 1, Дело 15, л.39
ЦАМО, Фонд 1579, Опись 1, Дело 15, л. 37
T 315, r 1906, fr.363
NARA T-314 R-787 fr. 137; T 315, r 1906, fr.363;
NARA T-314 R-787б fr. 139
ЦАМО, ф 1579, оп.1, д. 92, док. 96; ф. 1579, Опись 1, Дело 25, л. 92
ЦАМО, ф 1579, Опись 1, Дело 25,док.93
ЦАМО, ф.1579, оп.1, д.17, с.76
NARA T-314 R-787, fr.1218
NARA T-314 R-787, fr.1219
ЦАМО, ф.204, оп.89, д.161, с.34
T-314 R-787, fr 814
В два по Берлину 28 корпус сообщил о взятии Погостья с юга.(NARA T315 R 1906 fr 373) На этом дело не кончилось, потому что в разведсводке указано 16-00 по Берлину, а 269 пехотная дивизия, наступавшая вдоль железной дороги, в тот день до деревни так и не дошла.
ЦАМО, ф.1579, оп.1, д.23, с.59
См. Мосунов, «Битва в тупике», с 28.
Плечом к плечу с читателем // До последней минуты… Л.: Лениздат, 1983., С. 140.
ЦАМО,ф 33, оп.744807, д.263; 18
[i] ЦАМО, ф. 58, оп.818883, д.564, л.4.
Иорданов, связист 6-й ОБМП
"Я был батальонным телефонистом. Ночью, видно, пулей был перебит телефонный провод, связь со штабом бригады прекратилась. Я пошел по проводу, нашел порыв, соединил провод и только хотел подняться, вдруг меня кто-то накрыл плащ-палаткой. Несколько человек скрутили меня и поволокли. Сначала я думал, что это вражеская разведка тащит меня в качестве языка, но потом меня поставили на ноги и под руки повели. Все молчат.
Я подумал, что это наши со мной подшутили - моряки частенько проводили такие шутки между собой. Меня вывели на дорогу - чувствую ногами, а потом подняли и посадили в грузовую автомашину. Сняли с меня плащ-палатку и русским языком говорят:
- Молчи, а то забьем кляп в рот.
Проехали километров пять. Завели в землянку, где вижу - наш, советский командир говорит мне:
- Что, попал в плен? - и смеется, - мы тебя взяли как морской экспонат, чтобы ты нам послужил. У тебя морская одежда есть? Отвечаю: - есть. Фуражка и фланелька.
- Ты сейчас отдыхай, а завтра утром поедешь по батареям и будешь бойцам рассказывать, как дерутся матросы."
++++++++++++++++
Павел Егоров, лейтенант, командир роты 6-й ОБМП
"Утром 16 февраля был ранен командир роты младший лейтенант Сойкин. Командование ротой принял я. К вечеру того же дня меня тоже ранило. Белый халат, воротник и полы шинели были изрешечены пулями. После этого ранения моя служба в морской пехоте кончилась."
++++++++++++++++
Василий Чуркин, артиллерист 88-го артполка
"Ночью немцы отступили, оставили несколько деревень. Дома при отступлении подожгли. Мы проехали с пушками мимо горящего дома, недалеко стояла каменная белая церковь. Наши передние части подошли к совхозу Шум. Там оказались немцы. Пришлось свернуть в сторону. Около сожженной деревни, откуда ушли немцы, мы увидели большое кладбище.
Белые березовые кресты стояли длинными аккуратно расставленными рядами. В самой середине стоял большой крест, тоже из белой березы, но крест был выше всех остальных и сделан из солидной толстой березы. Вероятно, тут был схоронен крупный командир. На каждом кресте, у всех с одной стороны - на запад, были выжжены на немецком языке тоже очень ровненько, аккуратно: Фриц, Ганс, Карл и т. д. и их адреса. Всего крестов я насчитал около пятисот.
Когда подъехали к следующей деревне, там было второе кладбище, но крестов стояло вдвое больше, и я считать не стал. За деревней, по сторонам дороги, занесенные снегом, лежали убитые немецкие солдаты. Из-под снега торчали ноги, голова или рука. Зрительно я запечатлел (я его и сейчас не забыл - вижу как наяву) с левой стороны у самой дороги лежал убитый немец головой на запад. Его сапоги смотрели в упор на нас. На подметках сапог было забито очень много кованых с толстыми шляпками гвоздей. На короткие голенища сапог были спущены серого сукна брюки.
9 марта 80-я дивизия ушла на отдых, а наш артиллерийский полк вошел в 198-ю дивизию, в поддержку третьему стрелковому полку. Штаб второго дивизиона находится недалеко, метров 400 от железной дороги от станции Погостье.
С утра наши войска вели наступление. От станции Погостье продвинулись на 7 км. Немцы отступили почти без сопротивления. От моста по льду речки пришлось ползти. В лесу по обе стороны близко были немцы, они простреливали это узкое место. Дальше занятая нашими войсками территория значительно расширялась. По другую сторону железнодорожной насыпи, недалеко от моста, стояло около десяти наших подбитых танков. Среди них были маленькие, средние и даже большие танки "КВ". Их экипажи находились внутри танков мертвыми.
Метрах в четырехстах по ту сторону моста, на обочине дороги стояла небольшая сорокапятимиллиметровая немецкая пушка, разбитая нашим снарядом. Она и подбила наши танки. Пушка стреляла термитными снарядами на таком близком расстоянии прямой наводкой без промаха.
Снаряд, ударившись о броню танка, не отскакивал от нее, а мгновенно воспламенялся, развивая температуру до двух тысяч градусов, и металл в этом месте плавился. У танка заклинивало башню или же он загорался. У наших подбитых танков в броне были выжжены термитом ямы. Около подбитой немецкой пушки лежали убитые четыре рыжих немца. Как новинку военной техники, пушку эту разобрали и увезли в Ленинград.
Станция Погостье, вероятно, имела большое стратегическое значение. Говорили, что были даже рукопашные бои: она семь раз переходила из рук в руки. Большой ценой досталось нам это Погостье, тысячами трупов была усеяна изрытая снарядами земля.
Трупы, всюду трупы. Куда ни пойди, везде лежали убитые. Я уже не новичок, мне приходилось видеть страшные картины войны, но здесь, увидев устланную в таком огромном количестве трупами землю, я был потрясен до глубины души. Среди убитых много было и вражеских солдат. В наступлении принимали участие около пятидесяти танков."
++++++++++++++++++++
Хенрик Бирс связной 1-го бaтaльонa 333-го полкa 225-й пехотной дивизии вермахта.
"Зачастую мы располагались напротив их окопов на расстоянии всего лишь от восьми до десяти метров. Сколько же солдат здесь погибло от прямого выстрела в голову! Среди них был и мой друг Ганс Отто, который скончался 27 января, когда иван четырнадцать раз безуспешно бросался в атаку через железнодорожное полотно.
А у нас постепенно заканчивались боеприпасы. А затем мертвые и много раненых. У русских, которые покидали свои укрытия, чтобы сбросить нас с насыпи, положение было еще хуже. Всю ночь напролет раздавались отчаянные крики раненых, зовущих санитаров на помощь. К утру они стали стихать и, наконец, вообще прекратились.
29 января погибло много моих товарищей, в том числе шесть командиров рот и взводов. Каждую ночь на санях мы возили убитых и раненых, убитых саперы закапывали в мерзлую землю.
А к нaм в конце концов поступили боеприпaсы, и дaже офицеры вынуждены были всю ночь тaскaть ящики с пaтронaми и снaряжaть пулеметные ленты. Зaтем нaступил перерыв нa один чaс. А потом вновь нa боевой пост. Мы должны были смотреть тaкже и нaзaд, нa дорогу, соединяющую Погостье со "звездой Мерседес". Тaм нaходился перекресток, нaзвaнный нa схемaх тaк из-зa своей конфигурaции. Позднее этa дорогa стaлa последней для многих немецких солдaт.
Зимней одежды у нас не было, а морозы доходили до минус 40 градусов. Согревались в деревянных бункерах с печкой-буржуйкой. Как выдержали - не пойму до сих пор. На посту приходилось стоять, по два часа, дни были короткие, а ночи длинные и холодные. Наши потери от обморожения были очень велики.
8 феврaля 1942 годa крaсноaрмейцы прорвaлись через железнодорожные пути стaнции Погостье. Пришлось создaвaть опорные пункты нa левом флaнге. А 10 феврaля мы зaметили, что кaждые двa дня у нaс стaл появляться новый комaндир роты.
Я получил прикaз войти в состaв одной из групп, оборонявших опорный пункт у дороги между Погостье и "звездой Мерседес", имевшей жизненно вaжное знaчение. Я дaже не успел хорошенько осмотреться, кaк неожидaнным удaром кaскa былa сбитa с моей головы. В тот момент я ослеп и оглох. Обильно лилaсь кровь. Поэтому меня нaпрaвили в госпитaль в Тосно. Тaм устaновили, что мой случaй - это мелочь, то есть мне повезло. Удaлили мaленький осколок из глaзa и смaзaли цaрaпины от земли, кaмней и льдa. Через десять дней я сновa был в строю среди своих сослуживцев."
Большинство книг советского времени о Великой Отечественной войне не выходит за пределы, определенные «Кратким курсом истории ВКП(б)». Быть может, поэтому они так похожи, будто написаны одним автором. Теперь в военно-исторической литературе заметен поворот к созданию правдивой картины военных лет и даже намечается некая конфронтация старого и нового. Своими воспоминаниями я вовсе не стремился включиться в эту борьбу, а просто хотел чуть-чуть приподнять завесу, скрывающую темную сторону войны, и заглянуть туда одним глазом. Всесторонний анализ того, что там скрыто, мне не под силу. Для этого нужен человек, обладающий абсолютным знанием фактов и мощным интеллектом, профессионал, а не любитель. Человек масштаба Александра Солженицына, ибо война не менее, а может быть, более сложна, чем ГУЛАГ.
{{direct}}
Н а юго-восток от Мги, среди лесов и болот затерялся маленький полустанок Погостье. Несколько домиков на берегу черной от торфа речки, кустарники, заросли берез, ольхи и бесконечные болота. Пассажиры идущих мимо поездов даже и не думают поглядеть в окно, проезжая через это забытое Богом место. Не знали о нем до войны, не знают и сейчас. А между тем здесь происходила одна из кровопролитнейших битв Ленинградского фронта. В военном дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск Германии это место постоянно упоминается в период с декабря 1941 по май 1942 года да и позже – до января 1944-го.
Упоминается как горячая точка, где сложилась опасная военная ситуация. Дело в том, что полустанок Погостье был исходным пунктом при попытке снять блокаду Ленинграда. Здесь начиналась так называемая Любаньская операция. Наши войска (54-я армия) должны были прорвать фронт, продвинуться до станции Любань на железной дороге Ленинград – Москва и соединиться там со 2-й ударной армией, наступавшей от Мясного Бора на Волхове. Таким образом, немецкая группировка под Ленинградом расчленялась и уничтожалась с последующим снятием блокады. Известно, что из этого замысла получилось.
2-я ударная армия попала в окружение и была сама частично уничтожена, частично пленена вместе с ее командующим – генералом Власовым, а 54-я после трехмесячных жесточайших боев, залив кровью Погостье и его окрестности, прорвалась километров на двадцать вперед. Ее полки немного не дошли до Любани, но в очередной раз, потеряв почти весь свой состав, надолго застряли в диких лесах и болотах.
Теперь эта операция как «не имевшая успеха» забыта. И даже генерал Федюнинский, командовавший в то время 54-й армией, стыдливо умалчивает о ней в своих мемуарах, упомянув, правда, что это было «самое трудное, самое тяжелое время» в его военной карьере.
Мы приехали под Погостье в начале января 1942 года ранним утром. Снежный покров расстилался на болотах. Чахлые деревья поднимались из сугробов. У дороги тут и там виднелись свежие могилы – холмики с деревянным столбиком у изголовья. В серых сумерках клубился морозный туман. Температура была около тридцати градусов ниже нуля. Недалеко грохотало и ухало, мимо нас пролетали шальные пули. Кругом виднелось множество машин, каких-то ящиков и разное снаряжение, кое-как замаскированное ветвями. Разрозненные группы солдат и отдельные согбенные фигуры медленно ползли в разных направлениях.
Раненый рассказал нам, что очередная наша атака на Погостье захлебнулась и что огневые точки немцев, врытые в железнодорожную насыпь, сметают все живое шквальным пулеметным огнем. Подступы к станции интенсивно обстреливают артиллерия и минометы. Головы поднять невозможно. Он же сообщил нам, что станцию Погостье наши якобы взяли с ходу в конце декабря, когда впервые приблизились к этим местам. Но в станционных зданиях оказался запас спирта, и перепившиеся герои были вырезаны подоспевшими немцами. С тех пор все попытки прорваться оканчиваются крахом. История типичная. Сколько раз потом приходилось ее слышать в разное время и на различных участках фронта.
Между тем наши пушки заняли позиции, открыли огонь. Мы же стали устраиваться в лесу. Мерзлую землю удалось раздолбить лишь на глубину сорока-пятидесяти сантиметров. Ниже была вода, поэтому наши убежища получились неглубокими. В них можно было вползти через специальный лаз, закрываемый плащ-палаткой, и находиться там только лежа. Но зато в глубине топилась печурка, сделанная из старого ведра, и была банная, мокрая теплота. От огня снег превращался в воду, вода – в пар. Дня через три все высохло и стало совсем уютно, во всяком случае спали мы в тепле, а это было великое счастье!..
Жизнь в землянках под Погостьем была роскошью и привилегией, так как большинство солдат, прежде всего пехотинцы, ночевали прямо на снегу. Костер не всегда можно было зажечь из-за авиации, и множество людей обмораживали носы, пальцы на руках и ногах, а иногда замерзали совсем. Солдаты имели страшный вид: почерневшие, с красными воспаленными глазами, в прожженных шинелях и валенках. Особенно трудно было уберечь от мороза раненых. Их обычно волокли по снегу на специальных легких деревянных лодочках, а для сохранения тепла обкладывали химическими грелками. Это были небольшие зеленые брезентовые подушечки. Требовалось налить внутрь немного воды, после чего происходила химическая реакция с выделением тепла, держащегося часа два-три. Иногда волокушу тянули собаки – милые, умные создания. Обычно санитар выпускал вожака упряжки под обстрел, на нейтральную полосу, куда человеку не пробраться. Пес разыскивал раненого, возвращался и вновь полз туда же со всей упряжкой. Собаки умудрялись подтащить волокушу к здоровому боку раненого, помогали ему перевалиться в лодочку и ползком выбирались из опасной зоны.
Тяжкой была судьба тяжелораненых. Чаще всего их вообще невозможно было вытянуть из-под обстрела. Но и для тех, кого вынесли с нейтральной полосы, страдания не кончались. Путь до санчасти был долог, а до госпиталя измерялся многими часами. Достигнув госпитальных палаток, нужно было ждать, так как врачи, несмотря на самоотверженную круглосуточную работу в течение долгих недель, не успевали обработать всех. Длинная очередь окровавленных носилок со стонущими, мечущимися в лихорадке или застывшими в шоке людьми ждала их. Раненные в живот не выдерживали такого ожидания. Умирали и многие другие. Правда, в последующие годы положение намного улучшилось…
Между тем в месте нашего расположения под Погостьем (примерно в полукилометре от передовой) становилось все многолюднее. В березняке образовался целый город. Палатки, землянки, шалаши, штабы, склады, кухни. Все это дымило, обрастало суетящимися людьми, и немецкий самолет-корректировщик по прозвищу «кочерга» (что-то кривое было в его очертаниях) сразу обнаружил нас. Начался обстрел, редкий, но продолжавшийся почти постоянно много дней, то усиливаясь, то ослабевая. К нему привыкли, хотя ежедневно было несколько убитых и раненых. Но что это по сравнению с сотнями, гибнущими на передовой! Тут я расстался с сослуживцем, приехавшим вместе со мной из ленинградской радиошколы. Это был некто Неелов. Осколок пробил ему горло, как кажется, не задев жизненных центров. Он даже мог говорить шепотом. Перемотав ему горло бинтом, я отвез его на попутной машине в санчасть, расположившуюся километрах в пяти от нас в палатках.
Странные, диковинные картины наблюдал я на прифронтовой дороге. Оживленная, как проспект, она имела двустороннее движение. Туда шло пополнение, везли оружие и еду, шли танки. Обратно тянули раненых. А по обочинам происходила суета. Вот, разостлав плащ-палатку на снегу, делят хлеб. Но разрезать его невозможно, и солдаты пилят мерзлую буханку двуручной пилой. Потом куски и «опилки» разделяют на равные части, один из присутствующих отворачивается, другой кричит: «Кому?». Дележ свершается без обиды, по справедливости. Такой хлеб надо сосать, как леденец, пока он не оттает. Холод стоял страшный: суп замерзал в котелке, а плевок, не долетев до земли, превращался в сосульку и звонко брякал о твердую землю... Вот закапывают в снег мертвеца, не довезенного до госпиталя раненого, который то ли замерз, то ли истек кровью. Вот торгуются, меняя водку на хлеб. Вот повар варит баланду, мешая в котле огромной ложкой. Валит пар, а под котлом весело потрескивает огонь... На опушке леса я наткнулся на пустые еловые шалаши. Вокруг них разбросаны десятки черных морских бушлатов, фуражки с «капустой», бескозырки с ленточками и множество щегольских черных полуботинок. Здесь вчера переодевали в армейскую теплую одежду морских пехотинцев, пришедших из Ленинграда. Морячки ушли, чтобы больше не вернуться, а их барахло, никому не нужное, заметает редкий снежок...
Дальше. С грузовика выдают солдатам белый (!) хлеб (жрать-то как хочется!!!). Это пришел отряд «политбойцов». Их кормят перед очередной атакой. С ними связаны большие надежды командования. Но и с морской пехотой тоже были связаны большие надежды... У дороги стоят повозки и передки орудий. Сами орудия и их персонал ушли в бой. Барахло, очевидно, уже никому не принадлежит, и расторопные тыловички обшаривают этот обоз в поисках съестного. У меня для такой операции еще не хватает «фронтовой закалки»... Опять кого-то хоронят и опять бредут раненые... С грузовика оглушительно лупит по самолету автоматическая зенитная пушчонка. Та-тах! Та-тах! Тэтах! Но все мимо...
Вдруг серия разрывов снарядов. Дальше, ближе, рядом. На земле корчится в крови часовой, который стоял у штабной землянки. Схватился за ногу пожилой солдат, шедший по дороге. Рядом с ним девчушка-санинструктор. Ревет в три ручья, дорожки слез бегут по грязному, много дней не мытому лицу. Руки дрожат, растерялась. Жалкое зрелище! Солдат спокойно снимает штаны, перевязывает кровоточащую дырку у себя на бедре и еще находит силы утешать и уговаривать девицу: «Дочка, не бойся, не плачь!». Не женское это дело – война. Спору нет, было много героинь, которых можно поставить в пример мужчинам. Но слишком жестоко заставлять женщин испытывать мучения фронта. И если бы только это! Тяжело им было в окружении мужиков. Голодным солдатам, правда, было не до баб, но начальство добивалось своего любыми средствами – от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний. Среди множества кавалеров были удальцы на любой вкус: и спеть, и сплясать, и красно поговорить, а для образованных – почитать Блока или Лермонтова...
И ехали девушки домой с прибавлением семейства. Кажется, это называлось на языке военных канцелярий «уехать по приказу 009». В нашей части из пятидесяти прибывших в 1942 году к концу войны остались только два солдата прекрасного пола. Но «уехать по приказу 009» – это самый лучший выход. Бывало хуже. Мне рассказывали, как некий полковник Волков выстраивал женское пополнение и, проходя вдоль строя, отбирал приглянувшихся ему красоток. Такие становились его ППЖ, а если сопротивлялись – на губу, в холодную землянку, на хлеб и воду. Потом крошка шла по рукам, доставалась разным помам и замам. В лучших азиатских традициях.
В армейской жизни под Погостьем сложился между тем своеобразный ритм. Ночью подходило пополнение: пятьсот – тысяча – две-три тысячи человек. То моряки, то маршевые роты из Сибири, то блокадники (их переправляли по замерзшему Ладожскому озеру). Недавно ветеран тылового формировочного подразделения сообщил мне, что в среднем они ежедневно формировали маршевую роту в 1500 солдат. К тому же пополнения в Погостье поступали из нескольких запасных полков.
Утром после редкой артподготовки они шли в атаку и оставались лежать перед железнодорожной насыпью. Двигались в атаку черепашьим шагом, пробивая в глубоком снегу траншею, да и сил было мало, особенно у ленинградцев. Снег стоял выше пояса, убитые не падали, застревали в сугробах. Трупы засыпало свежим снежком, а на другой день была новая атака, новые трупы, и за зиму образовались наслоения мертвецов, которые только весной обнажились от снега: скрюченные, перекореженные, разорванные, раздавленные тела. Целые штабеля.
О неудачах под Погостьем, об их причинах, о несогласованности, неразберихе, плохом планировании, плохой разведке, отсутствии взаимодействия частей и родов войск кое-что говорилось в нашей печати, в мемуарах и специальных статьях. Погостьинские бои были в какой-то мере типичны для всего русско-немецкого фронта 1942 года. Везде происходило нечто подобное, везде – и на севере, и на юге, и подо Ржевом, и под Старой Руссой были свои Погостья...
В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию, как раскаленный нож в масло. Чтобы затормозить их движение, не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие этого ножа. Постепенно он начал ржаветь, тупеть и двигался все медленнее. А кровь лилась и лилась. Так сгорело ленинградское ополчение. Двести тысяч лучших, цвет города. Но вот нож остановился. Был он, однако, еще прочен, назад его подвинуть почти не удавалось. И весь 1942 год лилась и лилась кровь, все же помаленьку подтачивая это страшное лезвие. Так ковалась наша будущая победа.
Кадровая армия погибла на границе. У новых формирований оружия было в обрез, боеприпасов и того меньше. Опытных командиров – наперечет. Шли в бой необученные новобранцы...
– Атаковать! – звонит Хозяин из Кремля.
– Атаковать! – телефонирует генерал из теплого кабинета.
– Атаковать! – приказывает полковник из прочной землянки.
И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и вражеским солдатам было не так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом – а они все идут и идут, и нет им конца.
Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Уже в некоторых дивизиях остались только штабы и три-четыре десятка людей. Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6–7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 10–12 тысяч – за счет постоянных пополнений. А людей все время не хватало!
Оперативная карта Погостья усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, он сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. Им известен один только способ войны – давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно кадровые немецкие дивизии тают.
Хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, сделано ли все возможное. А часто он просто бездарен, ленив, пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули... Часто артиллерийский офицер выявил цели недостаточно и, чтобы не рисковать, стреляет издали по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко... Бывает, что снабженец запил и веселится с бабами в ближайшей деревне, а снаряды и еда не подвезены... Или майор сбился с пути и по компасу вывел свой батальон совсем не туда, куда надо...
Николай Николаевич Никулин родился 7 апреля 1923 года в селе Погорелка Мологского уезда Ярославской губернии. В 1941-м окончил десятилетку. В ноябре того же года добровольцем ушел на фронт. Рядовой 883-го корпусного артиллерийского полка (позднее – 13-й гвардейский). Прошел всю войну, четырежды тяжело ранен. Награжден орденами Отечественной войны I степени и Красной Звезды, двумя медалями «За отвагу», медалями «За оборону Ленинграда», «За освобождение Варшавы» и «За взятие Берлина».
С 1949 года работал в Государственном Эрмитаже экскурсоводом. В 1955-м стал научным сотрудником одного из ведущих научных отделов – отдела западноевропейского искусства, где трудился более 50 лет. Преподавал в Институте имени И. Е. Репина. Профессор, заведующий кафедрой истории европейского искусства XV–XVIII веков. Член-корреспондент Российской академии художеств. Ведущий научный сотрудник и член Ученого совета Государственного Эрмитажа, хранитель коллекции нидерландской живописи XV–XVI веков. В течение многих лет он был также хранителем немецкой живописи XV–XVIII веков.
Загрузка...
